 |
 |
 |
 |
 |
|
 |
|
|
 |
|
Письма к Мартиросу Сергеевичу Сарьяну
Краткая справка о Мартиросе Сергеевиче Сарьяне
Мартирос Сергеевич Сарьян (1880—1972) — армянский и советский живописец-пейзажист, график и театральный художник. Действительный член АХ СССР (1947), Народный художник СССР (1960), действительный член АН Армянской ССР (1956), Герой Социалистического труда (1965).
Председатель Союза художников Армянской ССР (1947—1951).
25 июня 1959 г.
Дорогой, глубокоуважаемый Мартирос Сергеевич!
Огромное спасибо за роскошный дар — в форме Вашей монографии. Текста пока не прочел, но на поверхностный “прогляд” он вполне дельный, и это главное. Из него я узнаю много интересного о Вас.
Однако не в тексте дело, а в Ваших работах, из которых большинство (и как раз все портреты) мне были незнакомы.
Несколько из портретов весьма удачны и красивы. Двое из изображенных лиц — мои близкие знакомые.
“Абгарыч” [Иосиф Абгарович Орбели.] и “Тамаша” (А. И. Таманов), их я бы не узнал, однако не Ваши изображения в том повинны, а время, наложившее свою суровую печать на все черты и даже на общее выражение! Впрочем, густая борода “спасает” Орбели, придает его лицу характер патриархальной почтенности, тогда как усики еще более обостряют черты Таманова. Да он ли это? Вдруг взяло сомнение. Дошло до нас сведение (уже порядочно давно), что он скончался. (А что моя племянница Мизя [Вдова архитектора А. И. Таманова Камилла Матвеевна] — вдова, жива ли она? Если жива, передайте ей мой сердечный привет.)
Все приходящее из нашей далекой дали подернуто дымкой сомнения...
Не стану, впрочем, продолжать на эту тему, лучше еще раз поблагодарю Вас за доставленное большое удовольствие. Не всегда известная “колючесть” Вашего мазка мне приятна, но там, где этой “колючести” меньше, краски чудесно играют, то дополняя одна другую, то служа яркими контрастами, там Вы достигаете удивительной силы и убедительности. “Пыланье” юга выражено, как ни у кого. Прекрасны ли те пейзажи, в которых выражен простор и над которым величаво высится Арарат! Чудный, волшебный край. И думается, что Вам там себя дома” недурно живется.
Я тоже не могу пожаловаться, не имею права. Как-никак, а я в Париже, с очень давних пор бывшем моим домом, а Ile de France [Ile de France — в старину так называлась область, включавшая Париж и его окрестности.] для моих предков, с отцовской стороны, была тоже домом”.
И все же душу тянет в свой более мне “родственный дом”, в город на полноводной широкой Неве, на улицу Глинки, где до сих пор, говорят, цело наше прародительское обиталище... Лучше подобным мечтаниям не предаваться; несбыточны они уже потому, что мне уже пошел девятидесятый (90!!) год и что я все более одержим всякими старческими недугами. Мне лучше рыпаться”, а сидеть смирненько и ждать своей очереди, воссылая небу благодарность за то, что все еще, хотя бы только из окна, вижу небо, облако, кусочек Сены, снова покрывшиеся листвой деревья и вообще всю “декорацию” парижской весны. Выходить же мне не хочется. Я слишком скоро устаю. Со мной под одной кровлей моя старшая дочь Анна, с неослабевающим усердием за мной ухаживающая. В Париже, у подножья Монмартра, живет и вторая моя дочь Елена. Сын же состоит заведующим постановочной частью в театре в Милане. Он ужасно занят, но раза три-четыре в году заглядывает сюда еще к своему бедному папаше.
А сколько у меня внуков и правнуков! Сколько было милых знакомых, хотя самые близкие ушли в другой мир. Это грустно, но таков закон.
Обнимаю Вас, дорогой Мартирос Сергеевич, еще и еще благодарный за доставленную радость и остаюсь душевно Вам преданный
Александр Бенуа, Париж.